Кoнстaнтин Бoгoмoлoв и Сeргeй Eпишeв. Фoтo: Иннa Aфaнaсьeвa
В фoйe пoявились двa клoунa — сaм Бoгoмoлoв и eгo сoтoвaрищ Сeргeй Eпишeв — «Сeргeй и Кoстик, oдин — aктeр, другoй — aгнoстик». Зaливaли сeбя пoтoкaми крoви и выкрикивaли: «Здeсь жe мoжeт быть Вeнeрa тeaтрaльнoй Мoсквы Мaринa Рaйкинa!». Срaзу виднo, чтo oбoзрeвaтeль «МК» — в сaмoм сeрдцe Кoнстaнтинa, a может быть, в печенках, потому как на протяжении всего вечера он вспоминал о Марине, даже с ее книгой о закулисной Москве успел ознакомиться. Не давал он покоя и Евгению Стеблову — актеру и первому заместителю Александра Калягина в Союзе театральных деятелей РФ, силами которого и существует «Гвоздь сезона». Самого Калягина не было. Он не ходит сюда. Может, потому что не любит, когда ругаются матом. А тут что ни слово, то крепкое. Но клоунам наплевать на то, что нет Сан Саныча. Один так и скажет: «Я клал на вашего Калягина». А уже на сцене руководители СТД станут героями почти постельной сцены. Сан Саныч позовет: «Женя, Женя!». Лежащий под балдахином а-ля Стеблов откликнется. Но Сан Саныч звал жену Женю — Евгению Глушенко. Костя и Сережа с русалочьими хвостами, с золотистыми морскими звездами на бюстгальтерах, голубыми волосами, как у Мальвины, попадающими в рот, так что приходилось отплевываться, матерились нещадно. Все равно что подростки из приличных семей, вырвавшиеся из-под опеки родителей. А потом явился некто в скафандре, из которого проступали знакомые калягинские черты. Приехать Сан Санычу на «Гвоздь» не довелось. Когда ему? Кому же присматривать за южным домиком Чехова в Крыму? Но реальный Стеблов сидел в первом ряду. Происходящее вызывало у него отвращение, но после приглашения «дорогого Евгения надругаться над нашими бездыханными телами, как мы надругиваемся над классикой», он выдал: «Когда Господь хочет наказать, он лишает разума. Счастливого просмотра». Обделенные разумом вырубили свет и обдали своего ненавистника жаркими поцелуями в темноте партера.
Не все выдерживали такие перлы. Дмитрий Крымов — один из лауреатов «Гвоздя» со спектаклем «Своими словами. А.Пушкин «Евгений Онегин» в «Школе драматического искусства» — до своего выхода не досидел, сбежал то ли от скуки, то ли от переизбытка треша. Миндаугас Карбаускис и вовсе не пришел, хотя поставленный им в Театре им. Вл.Маяковского «Русский роман» — в числе лауреатов. Юлия Пересильд, представлявшая еще одного победителя — «Кроличью нору» в Театре на Малой Бронной, на сцену не поднялась. Куда-то исчезла в ярком огненном платье. Отдувался за нее режиссер Сергей Голомазов, которому прилюдно припомнили историю несостоявшегося увольнения, со скрипом подписанного контракта. Все вытерпел. Сильный человек. Хвостатые ведущие с гвоздями-стрелами на заднем месте приговаривали, что не злобные они люди, просто озвучивают то, что у всех в душе. Вряд ли кто радуется за Владимира Панкова и его «Утиную охоту» в Et Cetera, ставшую самым главным «гвоздем сезона». Ну хоть бы один спектакль он поставил без музыки, без своей саундрамы, но у Панкова — боязнь тишины. Сам победитель этих перлов не слышал — выпускал в Петербурге «Трех сестер». Но Костя и Сережа взяли на себя нелегкий труд ассенизаторов — вели работу по очищению наших душ от г… Еще и не то было сказано. Комья правды летели в адрес Валерия Фокина, которого «можно пригласить в любой осиротевший театр, он придет и непременно начнет с ремонта». Что-что, а ремонт он сделает знатный.
Самые удачные репризы, действительно остроумные и смешные, а не второсортный треш, достались «Катерине Измайловой» в Большом в постановке Римаса Туминаса. Вот уж где саундтрагедия! Но есть у нее один недостаток — музыка Шостаковича. Римас и Димас (как был назван Дмитрий Шостакович) нашли друг друга, но куда гармоничнее звучало бы здесь сочинение Фаустаса Латенаса (постоянного соавтора Туминаса). Туминас вышел на сцену при полном параде, в костюме, хотя жанр мероприятия требовал стеба. Пошатываясь на неустойчивом «плоту» у микрофона, он произнес серьезную речь, как если бы получал «Золотую маску». По сцене прокрался боязливо а-ля Женовач. Как еще ходить по священным подмосткам Большого театра? В зале — его руководитель Владимир Урин. Смеялся, но на сцену не вышел. Серьезные все мужчины, но ведь зачем-то явились на «позорище» Богомолова. Что в сущности поставил Туминас? То, что достойно рубрики «Московского комсомольца» «Срочно в номер» — так сказал наш постоянный читатель Константин. Катерина-то убила свекра, и не только его. Недалеки Костя с Сережей от истины. Так и было: услышал Лесков в детстве историю о том, как спящему под кустом старику его невеста в ухо залила кипящий сургуч, ухо отвалилось, виновницу отправили по этапу. А потом появилась «Леди Макбет Мценского уезда». И теперь подобные истории не редкость. Жизнь не меняется и просится срочно в номер.
Под финал ведущие повторили подвиг Бонни и Клайда с недавнего «Оскара». Вызвали на сцену Кирилла Серебренникова, примчавшегося аж из Риги, с недавней премьеры «Ближнего города» по пьесе литовского драматурга Мариуса Ивашкявичюса про секс-туризм. Стали славить лучший спектакль сезона «Машина Мюллер» в «Гоголь-центре». Там и сам Богомолов занят, и вышедшая на сцену Сати Спивакова. А потом выяснилось, что перепутали конверты — и победила «Утиная охота». Это ли не триумф — сам Серебренников и команда «Машины Мюллер» вручают награду. «Мы взяли конверт, а там — пригласительный для Сан Саныча на «Машину Мюллер», которую он не видел», — лепетали новоиспеченные Бонни и Клайд. Спрашиваю у Кирилла Серебренникова, знал ли он про розыгрыш. «Вы что, шутите? Конечно, нет» — с этими словами он и покинул церемонию.