Николай Коляда: «Женовачу в МХТ не позавидуешь!»

фoтo: Eвгeний Сeмeнoв

Эти всплeски были aдeквaтны врeмeни, oни были в oппoзиции к трaдициям. Были нoвoстью. A чтo сeйчaс гoвoрят в спину eдвa нaзнaчeннoму нa МXТ Сeргeю Жeнoвaчу? «Спрaвится ли oн с вeликими трaдициями? Нe пoдкaчaeт ли? Дoстoин ли свeтлoгo oбрaзa Стaнислaвскoгo, Eфрeмoвa и дaлee вeздe?». От этого кладбища можно сойти с ума. А что думает на сей счет глава театра собственного имени Николай Коляда?

— Николай Владимирович, я подумал, насколько вы счастливый человек, что у вас свой современный, вами рожденный, театр. А не «несение креста и традиций». Что сегодня происходит с театрами? Что за монстры, братские могилы?

— Это всё правда. Не мое это дело, и не надо мне во всё это путаться, это ваши московские разборки, но… мне в данной ситуации Женовача очень жалко. Я понимаю, что ему очень хочется быть в главном театре страны, потому что это признание заслуг, признание таланта, это же не просто так, что по дружбе его назначили… его как раз все оценивают как очень талантливого человека, поэтому ставят на такое место. Но, с другой стороны, я могу представить, какой же это будет для него кошмар. Как ему будет тяжело, мама дорогая. Потому что обязательно будут сравнивать и с Ефремовым (те, кто помнят), и с Табаковым.

— То есть в принципе будут с кем-то сравнивать. С кем угодно.

— Да, и это ужасно. Я бы на его месте, — хотя меня, конечно, никто не позовет в МХТ, — ни за что бы не соглашался. У него есть свой театр, свои любимые артисты, я бы просто сказал — «Благодарю вас. Мне очень приятно. Будьте здоровы. До свидания. Я буду и впредь со своими «женовачами» заниматься, буду их любить, ценить, и делать — пусть и маленькое, но главное для меня дело». Вот так я бы сказал. А что до вашего вопроса… посмотрите, какой был великий театр при Товстоногове! Ушел он — всё исчезло. И к сожалению, никуда ты от этого не денешься. Если говорить про мою ситуацию, у меня часто спрашивают — «А ты себе преемника приготовил? А после тебя что будет?». Ребята, после меня просто не будет театра. После моей смерти, он ровно два месяца продержится, а потом все это рухнет к такой-то матери. Я говорю об этом совершенно спокойно.

— Это адекватно. У нас не понимают, что что-то должно умереть для того, чтобы потом пустые оболочки традиций не мешали жить новому…

— Ну и пусть всё рухнет после моей смерти. Но все-таки что-то же было. И кто-то когда-то об этом вспомнит. А пока еще поживем и поработаем. Вот у меня премьера скоро — я так радуюсь: 1 апреля «Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Вы вдумайтесь: на сцене 51 человек, все работают как часы! И на главных позициях, и в массовке, везде. Все смотрят мне в рот, все меня слушают. Я любую бредятину могу сказать, не знаю, — «Прыгайте с пятого этажа», а они меня только спросят — «Вниз головой или столбиком?». Они настолько меня уважают и ценят, что всякую ерунду, которую я придумаю, тут же выполнят.

— Потому что живой театр. Ваш.

— Никто из актеров не сядет и не скажет: «Подождите, позвольте. Не спешите. А зачем так? Что это значит? По какому-такому поводу? Разъясните мне внутреннее состояние моего героя. Мою сверхзадачу. А тогда посмотрим…». Никто даже не заикнется! Потому все верят. Верят! «Ты (то есть я) наш кормчий, наш Мао Цзэдун, ты нас ведешь куда-то и мы тебе верим». И всё. А театр, к сожалению или к счастью, так выстроен, что самый главный сейчас — режиссер. Его мысль имеет значение. Он через актеров что-то хочет сказать публике. Вот я сейчас сижу в кабинете, у меня идет «Ричард Третий» в зале: я на репетиции ругал их, кричал, орал, потом целовал, потом мы вместе пели, потом опять ругались, а сейчас я сижу и смотрю — какие же они молодцы! Всё, что я хотел сказать людям, они в «Ричарде» высказывают. Вот это счастье. Вера.

— Вам всегда доверяли?

— Ну бывало такое, что приходили, садились нога на ногу — ну что? Давай, режиссируй, показывай. Боже, это так страшно. Это я ставил так в Варшаве «Ревизора». Сопротивление было немыслимое со стороны актеров. Просто смотрели — «какого тебе здесь надо?». Хотя до этого я с огромным удовольствием ставил в Кракове, Гданьске, Лодзе. А в столице… объявил им в два часа: «Репетиция закончена». Они вскакивали, как ужаленные, и бежали вниз по лестнице. А я оставался один в репетиционном зале и думал — «Господи, куда вы бежите? Почему вы так не любите свою работу?». Может, я плохой режиссер, но для них это была пытка. И все разбегались по своим халтурам — на телевидение, да радио… Как говорится, деньги у них были в другом банке.

— Вот тут театр и исчезает как организм.

— Конечно. У меня в театре пока так — сидят и ловят каждое слово. Это театральное счастье.

— Уходят большие режиссеры. Ушел Плучек. Гончаров. Любимов. Может, набраться смелости и после смерти великого и ради его же светлой памяти, взять и обнулить ситуацию? Полностью убрать всю труппу. Пригласить нового худрука, скажем, иностранца. Пусть исповедует иной стиль, иную эстетику. А что, разве кто-то сейчас в Москве исповедует эстетику Любимова? Нет. Ну и чего ради спасать по смерти героя то, что спасению уже не поддается? Ради чего? Ради кого? Может, начать писать новую летопись?

— Вы рассуждаете так, будто верите, что в культурных ведомствах сидят умные люди. К сожалению, там умных мало. Мало стратегов, которые думают на перспективу. Искренне переживают. Чиновникам ведь главное что? Чтобы было тихо. Чтобы — рраз, и никто бы не высовывался. Чтобы не было скандалов, а они, чиновники, будут спокойно сидеть в своих кабинетах. Ну не находится такого чиновника, который пришел бы, обнулил это всё, сказал — всё, заканчиваем с этой историей. Вот мне старые артисты из Польши говорили про один московский театр — «О-о, были мы тут в Москве, и сразу побежали туда, в этот театр, повинуясь прежней его славе». У них сидит в голове, что там что-то еще происходит. А там уже давно погас костер, на сцене давно пепел лежит, а вокруг него все ходят с ружьями — «Мы охраняем традиции». Да какого рожна вы их охраняете, если у вас давно уже всё сдохло и погасло? И так страшно, что туши свет?!

— Ломать надо эту систему. Не работает она уже.

— Умные люди должны прийти во власть. Пока их нэма, как говорят поляки. Нэ-ма. О чем мы с вами говорим… Вон, министерство культуры РФ обещало нам гранты. Просили, чтобы мы срочно за них отчитались. На носу 1 апреля — до сих пор мы этот грант не получили. Хотя все документы выслали в Казначейство, сделали тучу работы… как всё это может быть? А вы говорите — обнулить ситуацию… элементарные вещи не делают!